[indent]В его царстве прямоугольных экранов и хрома всегда стоит черная темень, и сейчас вокруг него — сверкающие циановые всполохи включенных мониторов. Свет так ярок, что ослепляет глаза. Лазар следит за сводками, изменяющимися числами, оборотом денежных средств. Трансляция доходов и расходов в прямом эфире — только для него одного. Передвижения отмеченных сотрудников в прямом эфире — только для него одного.

[indent]Лазар смотрит. Лазар следит. Он выжидает до половины первого ночи — ровно до тех пор, пока глаза не начинает нещадно жечь от обилия цианового света. Новый день начал свой отсчет, и это означало только одно: на одном из его избранных повис долг, который необходимо вернуть.

[indent]В этот раз Лазар подчиняется своей ненависти, чего не делал почти никогда. Он встает пред ней на колени и низко опускает голову — он не желает ей противиться. Он раскрывает свои ладони — одна из них мертва, но другая исполнена кровью — и тянет к ней. Он уподобляется низшим.

[indent]Лазар не звонит, не пишет, не предупреждает. Когда он опускается в темное, мягкое нутро своего автомобиля, он не совсем трезв, но еще точно не пьян — его дыхание источает запах джина сто шестьдесят пять кредитов за бутылку. Во время езды он превышает скорость четыре раза, и за это «Посейдон» обязательно выпишет ему штраф, тоже четыре раза, и все четыре Лазар оплатит за день до окончания срока.

[indent]Прибыв на место, он какое-то время обдумывает, правильно ли он поступает именно сегодня. Возможно, ему стоит выбрать другого спутника — кого-то более расторопного, кого-то менее разговорчивого. Кого-то, кого он знает куда дольше по времени и на кого имеет больше влияния. Эти мысли не нравятся ему, и не приятны они его разуму, а потому он, так и не докурив, выползает из теплого и прохладного одновременно нутра автомобиля одним слитным движением.

[indent]Он докуривает в лифте, что запрещено техникой безопасности, свод правил которой висит ровно за его спиной.

[indent]Попасть в квартиру Кейси Флэтчера, на самом деле, не так уж и сложно. Все необходимые данные давно собраны, ключи отлиты и отпечатаны, копии карточек выполнены. Когда Лазар ступает на порог его тихого, погруженного в ночь дома, то обязательно вытирает обувь об коврик при входе. Он затворяет за собой дверь — тихо и аккуратно, и тишь на мгновение прерывает только сухой щелчок запертого механизма замка.

[indent]В помещении сухо и тянет воздухом с улицы — сквозь приоткрытые створки прозрачных окон. Лазар вымывает руки в раковине на кухне, намыливая ладони в средстве для мытья посуды красивого сапфирового оттенка. Он неторопливо роется в кухонных ящиках в поисках чего-либо, чем можно будет перекусить или запить, и находит только стакан для воды из-под крана.

[indent]Вода ничем не пахнет. Вода никакая на вкус.

[indent]Когда Кейси просыпается, Лазар утопает в его удобном рабочем кресле — оно еще источает запах новой покупки. Пальцы Лазара медленно вращают однотонные, хромированные грани кубика Рубика, решая собственноручно выдуманную загадку несуществующего сфинкса. Взгляд у Кейси дурной и осоловевший, он неловко промаргивается, и голос его низко хрипит. Лазар улыбается для него заместо приветствия — ухмылка-оскал, и нет ничего приятного в ее острой, несимметричной сути.

[indent]Лазар уточняет:

[indent]— Час-тринадцать, Кейси, — уточняет Лазар, глядя на него поверх развертки данных с окулярной линзы.

[indent]Лицо Кейси перечеркивают строки-выдержки, яркий мовейн поверх его бледнеющего, половинчатого лица. Меняются числа, капают секунды драгоценного времени сквозь пальцы, хрустит кубик Рубика в его пальцах, трещит колыбельная Ньютона в углу комнаты. Лазар не торопит его, пока Кейси натягивает на голое тело ткани и пласт недо_регейна, и развевает скуку сканированием его челюстного импланта, который сам и спроектировал.

[indent]Когда они спускаются в лифте — в воздухе все еще витает табачный душок докуренной Лазаром сигареты. Когда они опускаются в темное, еще прогретое нутро автомобиля, Лазар уже окончательно и омерзительно трезв. Первое, что делает Кейси, когда за ним прикрывается пассажирская дверь — проверяет регулировку сидения, на котором он путешествует еще чаще, чем кто бы то ни был.

[indent]Лазар запускает еще не остывший двигатель и круто раскручивает автомобиль, совершая некрасивый и опасный маневр с пересечением сплошной дорожной полосы. Кейси роняет из пальцев защелкнутую зажигалку и неловко хватается рукой за реечку ручки над своей головой, чтобы не завалиться на водительское пространство, выругивается тихо, но исполнено злобой.

[indent]И Лазар ему говорит:

[indent]— По твоему вопросу пришлось выбивать невинным зубы. Курьеры не знали, что именно они доставляют, кому именно доставляют и куда именно доставляют. Мы проследили около десяти человек, все они — люди, не имеющие между собой какой-либо связи. Студент, два школьника, вольный художник, бомж из трущоб, адепт ПЧП, девочка-бариста из кафе около департамента полиции. Никакой связи, а дальше — след теряется.

[indent]Лазар честно останавливается на перекрестке, когда загорается красный — тормозит резко, от чего ремень безопасности бы тоскливо затрещал, а автомобиль на воздушной подушке чуть накреняется вперед. Пока они ждут окончание обратного отсчета на счетчике пассажирского перехода, Лазар закуривает, пряча за дымом неон вывесок и шум громкой музыки, по своему звучанию похожую на еблю стиральной и сушильной машинок.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Кто-то очень хочет быть неузнанным. И я — ничего не могу с этим сделать.

[indent]И говорит:

[indent]— Если ты умрешь раньше срока, мое сердце не выдержит этой утраты.

[indent]И говорит:

[indent]— Перед кем ты так провинился, Кейси?

[indent]Он не добавляет о том, что Кейси, наверное, тоже будет не слишком сильно рад собственной бесславной кончине. Лазар уверен — Кейси хорошо осведомлен о двойственности возникшей ситуации. Лазар больше не давит на него расспросами, и все то время, что они едут в стиле агрессивной езды по переулкам, он не говорит ни слова. Только когда они добираются до точки назначения, Лазар смаргивает окно навигатора со своего периферийного зрения и натягивает на обе руки перчатки — черный матовый латекс облегает пальцы и ладонь как вторая кожа.

[indent]Его пальцы обнажают от плена футляра тонкий выкидной нож — он проверяет механизм и прячет клинок в карман куртки.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Ты слышал сказку про царя, которого вероломно предали и изгнали из Дома сотворения? Один из виновников живет прямо здесь и сейчас, — говорит Лазар, указывая на подсвеченное изнутри окно третьего этажа. — Я бы предпочел забрать то, что принадлежит мне, но не ему. И, я бы предпочел, чтобы ты не стрелял.

[indent]Более Лазар не говорит ни слова и ступает на покрытую ночной прохладой дорогу. Дверь дома открывается, стоит его карте-ключу прикоснуться к датчику, и он ступает на вспомогательную лестницу, неспешно поднимаясь по ней в окружении зевов мусоропроводов.

[indent]Когда он заходит в чужую квартиру, то не вытирает обувь о коврик при входе. Он не прикрывает дверь тихо и осторожно — она захлопывается за его спиной, оповещая хозяина о чужом визите. Хозяин дома выбегает на грохот входной двери в мягком халате, который еле-еле прикрывает его обнаженную грудь. На его босых стопах нет домашней обуви.

[indent]Лазар не приветствует этого радушного хозяина, но указывает в сторону, где должна была быть кухня — жестом руки, пропуская его вперед. Лицо его искажается: приподнятый игрек бровей и симметрично взлетевшие уголки губ, что обнажили белые зубы.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Дорогой Винсент, сделаешь нам кофе? — Говорит Лазар, не спрашивая, хочет ли кофе Кейси, что стоит по левую руку от него. — За чашкой кофе любой разговор пойдут куда бодрее, друг мой.

[indent]И продвигается по коридору именно так, будто этот чужой дом — его собственный. Лазар приглашает Кейси усесться за круглый хромированный стол, а сам помогает дрожащему, щуплому Винсенту накрыть на стол: вымывает руки и чашки средством для мытья посуды красивого сапфирового оттенка, рассыпает сублимированную пыль кофе из банки чайной чашечкой — хорошая реплика серебряного шедевра. Когда Винсент льет подогревшийся кипяток, то руки его крупно дрожат, и струя проливается мимо — на стол, на пол, ему на руки.

[indent]Лазар улыбается, забирая у него чайник, и открывает крышку нажатием кнопки. Лазар поддерживает чайник под дном, будто намеревается перевернуть его — кому-то на лицо.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Этот молодой человек — мой старинный друг, — говорит Лазар, обращаясь к Кейси и все еще удерживая чайник с кипяточной водой в своих руках. — Думаю, ты узнаешь его, дело еще довольно свежее. Швы еще не сняты, Винсент?

[indent]Винсент кивает.

[indent]Лазар кивает в ответ:

[indent]— Превосходно.

[indent]По красивой белоснежной плитке, выложенной частичками-гексагонами, змеятся некрасивые, уличные следы.

[indent]В помещении (пока еще) сухо и, не считая грязных уличных следов на белом гексагоновом полу, очень чисто (тоже пока еще). Лазар слушает чужие слова, и чужие слова проникают в его уши медленно — речь Кейси неспешная и не лишенная скрипа улыбки под углепластиковым зевом его нового, прилившего к старому, рта. Лазар с треском захлопывает крышку чайника — звук сухой и чистый, как эта вылизанная кухня, — и Винсента трогает барашком морской пены-дрожи.

[indent]Лазар отвечает:

[indent]— О, он безусловно помнит. Ты же помнишь, Винсент?

[indent]Винсент безмолвно кивает и напоминает о кофе, словно пытается перевести диалог в другое русло. Лазар, отвечая ему приклеенной к пасти улыбкой, позволяет, разрешает, уступает — и садится рядом с ним за круглый кухонный стол, чтобы выпить чашечку кофе, как в старые добрые времена, которых никогда не бывало.

[indent]Кофе на вкус — как гнилостная почва с водой. На такой выращивают искусственные грибы — жирные, крупные, маслянистые, как глаза Винсента Мэддисона, который сидит рядом с ним. Лазар заводит приятную, абсолютно бестолковую беседу, в которой не участвует Кейси. Лазар спрашивает о том, как он сейчас поживает. Как его успехи на работе. Как он ушел от своей жены. Как прошел последний летний корпоратив.

[indent]Винсент почему-то рассказывает, и слова его очень честны и спокойны. Руки Винсента все еще трогает мелкая дрожь, но она неверная и проходящая — требуется не более семи минут разговора о ерунде, чтобы он окончательно успокоился. Лазар ведет себя как вежливый гость и благодарный слушатель, он даже выпивает подкрашенную почвой воду, которую совсем недавно называл кофе. Он учтиво кивает и задает наводящие вопросы, участвует в его монологе достаточно активно, чтобы показаться заинтересованным и недостаточно — чтобы начать перебивать.

[indent]Винсент Мэддисон всегда был тупорылым ебланом, который смог подняться до своей ступеньки на крутой карьерной лестнице только благодаря лжи и рукоприкладству.

[indent]Винсент, вдруг, спрашивает:

[indent]— Мне приятно твое общество, Лазар, и я рад, что ты не держишь на меня зла за прошлые обиды, но, позволь узнать, зачем ты решил навестить меня так поздно ради простой беседы?

[indent]Потому что мне хочется всадить нож тебе промеж глаз, думает Лазар.
[indent]Потому что мне хочется вырвать твое сердце голой рукой, думает Лазар.
[indent]Потому что мне хочется положить твое тупую голову на плаху, думает Лазар.

[indent]Лазар думает о множестве из множеств вариантов расправы над Винсентом, и все они, к его великому сожалению — летальны для Винсента. Лазар думает о его убийстве в вечности-вековечности, и от приливающих к лицу эмоций у него начинает раздраженно ныть голова. Лазар опустошает простую белую чашку, и своим донышком она звонко стучит о стеклянное полотно столешницы.

[indent]Лазар, проигнорировав его великосветский вопрос, спрашивает сам:

[indent]— Где у тебя полотенца, Винсент?

[indent]И Винсент, непонимающий, уточняет:

[indent]— Ты пользовался одним совсем недавно.

[indent]И Лазар ему говорит:

[indent]— О, боюсь, одного здесь будет недостаточно, — говорит Лазар, и Винсент указывает начавшей дрожать рукой на стеллаж позади прямого, как палка, Кейси. — Подай нам полотенца, будь так добр.

[indent]Лазар не смотрит в его лицо — все его внимание приковано ко все еще не понимающего ситуацию Винсенту. Лазар слышит визг отодвигаемого стула, гул шагов, скрип открываемой дверцы. Когда Лазар выуживает из кармана чужого халата мобильный телефон и забрасывает его в пустую, сырую раковину, то между ним и Винсентом падает стопка белоснежных полотенец — кипенный белый на влажном стекле.

[indent]В поле зрения Лазара, прикованного к лицу покрывшегося испариной Винсента, появляются чужие руки — крупные ладони Кейси, красивые ладони Кейси, длиннопалые ладони Кейси, — накрывающие чужие плечи. Лазар делает жест рукой, и Винсент выкладывает свои ладони на стол. Только одна из ладоней Винсента вызывает у Лазара хоть какую-то приязнь; только потому, что сам Лазар ее создал.

[indent]Лазар поясняет:

[indent]— Дело в том, что ты мне задолжал. Уверен, что ты понимаешь, о чем я говорю, — поясняет Лазар, аккуратно закатывая Винсенту рукава его халата. Винсент почему-то не двигается — то ли действительно понял, о чем идет речь, то ли ладони Кейси давят на него немилостиво и тяжело. — И это, совсем немного, но раздражает. И это моя забота.

[indent]Винсент вскидывается:

[indent]— Нет, подожди, мы же можем договориться, верно? Как взрослые, здравомыслящие люди? — Вскидывается Винсент и дергает руками — Лазар ухватывает его запястья и придавливает ладони к прозрачной глади столешницы. — У меня же должна быть отсрочка, Лазар. Это прописано в договоре, Лазар, остановись!

[indent]Лазар смотрит в его лицо долгим, тяжелым взглядом, и он никак не вяжется с его застывшей, уродливой улыбкой. Лазар смотрит, и пальцы его комкают белоснежное полотенце — как однотонный хромированный кубик Рубика в квартире Кейси Флэтчера. В полумраке кухни, в отражающем уличный свет хроме, в идеально вылизанных уголках — прячутся тени.

[indent]Уголки губ Лазара опускаются. Опускается его взгляд — сочленение импланта кисти и предплечья обмотано дорогущим бинтом. На вид он розоватый, влажный, отсыревший, и когда Лазар поддевает край перевязи, то слышит утробный запах пурпура венозной крови.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Твое полотенце.

[indent]Лазар заталкивает влажное полотенце Винсенту в пасть, и он мычит он тихо и глухо.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Если ты перестанешь дергаться и начнешь дышать через нос, то все пройдет куда менее болезненно.

[indent]Лазар расправляет еще одно полотенце — тоже белое, но сухое. Он расправляет его по столу и укладывает на него чужие руки. Правую руку Винсента — на пятую часть принадлежащую ему — он освобождает от влажной, пахнущей, терракотовой перевязи. Не святые швы почти не заметны. Лазар достает выкидной нож, свой карающий клинок, свое мстительное лезвие, и в глазах его сверкает непокрытая, тяжелая злость.

[indent]Винсент сказал, что он не держит злобы на него за прошлые обиды. Винсент думает, что предательство очень быстро и легко прощается. Винсент мечтает, что все это, происходящее вокруг него — лишь дурной, влажный кошмар.

[indent]Лазар говорит, напоследок:

[indent]— В нашем договоре нет ни слова об отсрочке. Извини.

[indent]Он улыбается почти виновато. Он кусает Винсент за глазницы ухмылкой, которой когда-то кусали своих жертв безумные гиены. Более он не поднимет на Винсента глаза — ни разу за ночь.

[indent]Лазар вскрывает его кисти нутро — аккуратно и с почти хирургической точностью. Под защитными пластинами прячутся пучки нервов и жилки искусственных мышц. Нутро его кисти красиво и судорожно сокращается, стоит его отупевшему мозгу послать в него сигнал. Нутро дышит, живет своей жизнью, почти не отличимое от настоящего, от того, что дано человеку по рождению.

[indent]Лазар отсекает нервную сеть. Лазар отсекает жилы и мышцы. В нутре имплантированной кисти господина Винсента Мэддисона становится тепло и влажно, и Лазар скользит в это тепло и в эту влагу пальцами и кончиком выкидного ножа. Развертка данных с его окулярной линзы в цвете мовейна направляет его движения; мычание Винсента, заглушенное влажным комком полотенца в его глотке, вклеивается в тихий напев Лазара, исходящего из его горла.

[indent]Картина мести Лазара Штейна написана кровью и эфиром, а еще слезами из заплывших, воспаленных глаз. Ему приходится ломаться сочленение кости животворящей и кости рукотворной своими собственными руками, и это вызывает в Винсенте новую волну истерики. Кейси поправляет белоснежный кляп, напитанный слюной, в чужом рту, заталкивая его глубже и плотнее. Лазар же отсекает имплант одним слитным движением, и с конца его ножа капает, капает, капает — на кипенное белое полотенце.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Долг оплачен, мой дорогой друг, — говорит Лазар, сначала оборачивая уродливый обрубок чужой руки новым полотенцем, а потом — запечатывая отсеченную в прочном пластиковом пакете, который он прячет во внутреннем кармане его куртки. — А теперь — процент.

[indent]Он отрубает ему два пальца на левой руке — два очень важных для конструктора пальца. Два самых важных пальца для тех, кто постоянно работает руками. Лазар отрубается его большой и указательный пальцы, и с обрубков сочится вязкое, пурпурное, блестящее. Очень горкло пахнущее, вызывающее тошноту. Отрубленные пальцы Винсента Лазар оставляет ему — откладывает их в чашку остывшего кофе, к которому Кейси так и не притронулся. Пальцы утопают в безвкусной жиже. Лазар отмывает свои собственные пальцы и свой собственный нож в хромированной раковине, в которой плавает отключенный мобильный телефон. Лазар вытирает руки и клинок новым полотенцем.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— В твоей раковине лежит телефон — можешь обратиться за медицинской помощью. Я советую тебе частную клинику, это быстрее и более анонимно.

[indent]Лазар вешает влажное полотенце на отведенный для этого крючок и выходит из кухни, из коридора, из квартиры — он слышит, как Кейси следует за ним гулом шагов и щелчками закрывающихся за ним дверей. Возвращенная к нему обратно кисть греет Лазару его сердце. Зажженная сигарета греет Лазару его легкие. Совершенная им месть греет Лазару его душу.

[indent]Он выдыхает колечки цвета пепла в прохладный ночной воздух.

[indent]Конструктор красного цвета — самый податливый, самый вариативный, самый разнообразный. Но, при всем этом, самый сложный. Лазар работает с этим конструктором большую часть своей жизни — когда-то это было легально, сейчас же он вынужден засесть в черных тенях, в которых нет места свету. Конструктор — красный и очень влажный, местами мягкий и даже рыхлый. Изначально он идеальный, и каждая его часть настолько подходит к другим остальным, что разбирать и совершенствовать его абсолютно не нужно.

[indent]Главнейшая часть набора — это всегда мозг. Его центр, его суть. Нет мозга — нет и набора, из которого можно вылепить что-то новое. Заменять мозг человечество еще не способно. Создавать новую жизнь, к слову, тоже, а потому им остается только вырывать свои идеальные части, пришедшие в негодность, и заменять их чем-то новым. Например, перочинный ножик, спрятанный в фаланге твоего указательного пальца. Нижняя конечность, трансформирующаяся в лопату. Окуляры заместо глазниц, что увидят суть. Локаторы заместо ушей, что услышат истину. Мотор заместо сердца, что не будет знать страха и боли.

[indent]Идеальное лицо. Идеальные органы. Идеальное тело. Идеальный Ты — собранный по частям из чужеродных деталек, которых штампуют на рынке по биопротезированию. Живой компьютер, разбирающийся на части и проходящий апгрейд при выходе новой модели твоих легких.

[indent]Кейси Флэтчер — один из множества наборов этого конструктора. Кейси Флэтчер — пострадавший в неизвестных ему обстоятельствах конструктор, очень хрупкий конструктор, требующий опыта и внимательности конструктор. Вышедший с конвейера, он мало чем отличался от других. Набор его был стандартным, но с течением времени что-то в нем пришлось заменить.

[indent]Кейси Флэтчер, на деле, конструктор для тех, кто обладает терпением и выдержкой. Он был поврежден, и такого рода повреждения не устраняются клеем, сваркой или заменой деталей. Что-то в нем поменять удалось — Лазар принял в этом непосредственное участие. Но, к сожалению, одна из самых главных частей Кейси-набора-Флэтчера была безнадежно повреждена, и частью этой был его мозг.

[indent]Лазар, имеющий удовольствие-неудовольствие общаться с Кейси вот уже почти год, знает о нем немногое. Лазар знает о Кейси очень и очень мало, но этого достаточно для выработки определенных паттернов. У Кейси есть легкое посттравматическое расстройство. Кейси презирает андроидов. Кейси не нравится красный цвет. Кейси плохо спит по ночам. Кейси погряз в своем прошлом, и справиться с прошлым ему помогают лекарственные препараты. Он жует таблетки, как как жвачку с заменителем от НОРИ, и иногда он делает это не по назначенной норме.

[indent]Лазар возит эти таблетки с собой. Просто так, на всякий случай.

[indent]Сейчас же Кейси немного борется со своим маленьким посттравматическом синдромом, изрыгая его на дорогу или сточную канаве, закрытую редкой решеткой. Кейси — хорошо обученный телохранитель, и ему ничего не стоит выстрелить в человеческое тело, ты даже можешь выбрать место попадания заранее. Он может размозжить кому-то череп, прострелить кому-то ногу, ударить поверх внутренних органов. Кейси привык убивать и калечить, но не привык наблюдать за тем, как кто-то другой вскрывает кому-то другому нутро — и оставляет в живых.

[indent]Простое убийство, в глазах с оттиском глубинного океана, в глазах Кейси Флэтчера, выглядит куда более гуманным и чистым решением вопросов.

[indent]Когда Кейси выруливает из-за угла, из темного переулка своих переживаний, Лазар смотрит в его лицо. Лицо у Кейси сейчас, его половинчатое, переделанное, замененное лицо, — покрыто алебастром или известняком или асбестом. И весь он — это алебастр или известняк или асбест, пошедший трещинами, ломкий и хрупкий. Его можно растереть между пальцами в колкую крошку и присыпать им дорогу пред своими ногами. Кейси-конструктор-Флэтчер — совершенно не идеальный, очень неточный, безумно сбоящий набор кровяных клеток и самопроизвольно запускающихся мозговых алгоритмов и реакций.

[indent]Это, на самом деле, позволительно. Это, на самом деле, простительно. В этой их только что произошедшей реальности, в этой их произошедшей ситуации. Это нормально, Лазар, людям свойственно не одобрять то, что ты делаешь.

[indent]Лазар, на деле, хорошо понимает — он выглядит, как минимум, как варвар. Он выглядит, как минимум, как моральный урод. Лазар выглядит, как минимум, так же, каким является на самом деле. Это одна из тех самых его черт, которые не нравятся Кейси Флэтчеру. Лазар об этом осведомлен.

[indent]Вместо того, чтобы уехать и оставить Кейси в покое, Лазар достает из бардачка автомобиля пузырек пилюль и бутылку питьевой. Пузырек был белым и не имел опознавательных знаков, а бутылка — полупрозрачной и нераспечатанной. Пузырек и бутылка опускаются сбоку от Кейси, на покрытую ночным искусственным воздухом и сигаретным дымом лавку.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Я не могу отпустить тебя сейчас, — говорит Лазар. Пузырек и бутылка опускаются сбоку от Кейси. — Это вода и таблетки, которые ты забыл дома.

[indent]Лазар говорит, и его лицо — очень сухое, лишенное привычных ухмылок и оскалов. Губы Лазара — это бескровная прямая линия, очень усталая прямая линия, очень четкая прямая линия. Он не проявляет мерзостного сочувствия, и не проявляет едкого сострадания. Сейчас Лазар очень не хочет лгать, а потому не делает этого. В пузырьке действительно необходимые Кейси таблетки и действительно чистая питьевая вода, и он не удивится, если Кейси откажется или закричит или бросит все это ему в лицо. Лазар умеет читать технику, еще живую и уже мертвую, и его Око перед ней всевидяще и правдиво.

[indent]Перед человеком у него нет такой роскоши — нет такого преимущества.

[indent]Поэтому Лазар говорит:

[indent]— Ты можешь ударить меня, если захочешь. И я ударю тебя в ответ, потому что так будет честно. Не знаю, полегчает ли тебе после этого, — говорит Лазар, и окулярная линза жжет ему глаз — нещадно и больно, и тот начинает слезиться. Лазар не сдерживается — закрывает веко и закрывает веко пальцами, выдавливая из-под ресниц излишнюю влагу. — Еще: ты можешь нажраться. В этом случае тебе полегчает, либо же ты нахерачишь столько дров, что пожалеешь — позже.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— При любом случае ты от меня не отвяжешься.

[indent]Говорит:

[indent]— Выбирай.

[indent]Лазар не бьет его первым лишь потому, что Кейси терпеть не может, когда кто-то касается его лица.

[indent]Голова Кейси Флэтчера — это неведома шкатулка, которую забыли закрыть. Казалось бы, какие тайны может хранить в себе предмет, доступ к которому имеет кто угодно? В этом нет секрета. В этом нет интриги. В этом не хитровымученной загадки несуществующего сфинка, и это даже не похоже на процесс разгадывания алгоритма сборки однотонного хромированного кубика Рубика. Пытаться угадать, что именно лежит в открытой шкатулке — глупо, ведь достаточно просто посмотреть.

[indent]На самом деле, в шкатулке этой лежит раздробленный на множество сверкающих частей мозг. Он вырезан из горного хрусталя, который уже не достанешь, но его можно создать искусственно. Изюминка, загадка, тайна содержимого открытой шкатулки — головы Кейси Флэтчера — очень проста и очень понятна. Это его паттерны, реакции, алгоритмы, протоколы, действия, триггеры. Множество граней его личности. Грани, который растрескались и рассыпались, а искусственный горный хрусталь вдруг замутнел так сильно, что его прозрачность нельзя оценить — она нулевая.

[indent]Вот что это такое — загадка Кейси Флэтчера. Его дробленный мозг, это мягкое, серное вещество, эти его влажные извилины. Импульсы и пучки нервов. Красная кровь в его венах и лопнувшие сосудики в белках его глаз. Никакой загадки и никакой тайны. Если забыть о том, что мозг — это величайшее чудо человечества. Самый малоизученный орган человека — даже сейчас.

[indent]И даже такой умный и проницательный, такой сведущий и внимательный Лазар — мать его — Штейн не всегда может быть уверен наверняка, какая именно грань этого хрустального мозга, вдруг, перестанет быть мутной склерой. Какая из частей его мозга очистится и начнет пропускать свет. Какой триггер сработает. Какой паттерн станет главенствующим. Какое желание будет доминирующим.

[indent]Кейси решает выбрать вариант «ударь меня, чтобы выпустить пар». Кейси решает и делает это, но перед этим — обязательно приласкает и сыграет в свою особенную игру. Лазар поведется и обязательно пойдет у него на поводу: втянет его запах носом, прикроет воспаленные веки, опустит ладони на теплую выемку поясницы. Лазар примет ласку чуть грубоватой щеки и примет ощущение жмущегося к нему теплого и живого тела. Это называется физический контакт. Лазар обязательно примет все это, шумно вздохнет — перед тем, как получить очень подлый удар ниже пояса во всех смыслах этой фразы.

[indent]Лазар упадет на колени и получит еще удары. Ему будет больно. Его воспалившийся и раздражившийся глаз заплачет — вычертит узкую трещину по его правой половине лица, зигзагом пытаясь обойти прорубившуюся сквозь эпителий щетину, и застынет где-то на подбородке жирной каплей. Лазар получает удар и потом еще, но при этом он не издает и звука. Глаз его плачет, и Кейси тут совершенно не при чем.

[indent]Лазар дает себе время: первым делом он утирает кровяную слезу со своего лица, оставляя на коже рваный, некрасивый росчерк. Он понимает, что удар, по сути своей, вывел его из равновесия в большей степени своей неожиданностью, чем силой. Тело его ноет и подвывает, но он обязательно с этим справится. То, с чем справиться еще предстоит — стоит совсем рядом, подпирает своим задом его машину, протирает заднюю дверцу пассажирского сидения. Дымит в искусственный воздух искусственной ночи искусственным дымом искусственных сигарет. Лазар замедляется: медленно поднимается на ноги, медленно возвращает равновесие, медленно оправляет одежду, медленно делает пару шагов. Он не спешит — они оба не спешат — как будто какое-то время назад ничего особенного не происходило в этой дома позади них. Где-то там, на третьем этаже, где все еще мигает неоновые отсветы, гуляющие сквозь теней по стенам.

[indent]Это неважно. Лазар слушает. Птичьим жестом он склоняет голову к плечу; жестом зверья он стягивает сверкающие латексом перчатки, чтобы скрыть их у себя в кармане. Прикасаться к чужому лицу не своей рукой, закрытой лукой, затянутый в посторонний материал рукой — паскудно и кощунственно. И когда Лазару дают затянуться — он затягивается, ощущая горечь табака на корне языка и его злой укус в своей глотке.

[indent]Лазар, кстати, помнит свое обещание: ударить в ответ.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Очень хорошо, — и бьет его наотмашь по лицу, открытой ладонью. На деле же он попадает только пальцами по скуле — по болезненному и еще живому месту на лице Кейси. — Заткнись.

[indent]Кейси ударил его, и Лазар ударил его в ответ — это честно. Кейси ударил его, и Лазар взял его за подбородок — это нормально. Кейси молчит и не двигается, поэтому Лазар запускает большой палец между его губ — чтобы зацепиться за нижний ряд его идеально ровных и идеально белых зубов, и Кейси позволяет ему это.

[indent]Лазар открывает ему рот — чтобы своим собственным прижаться к нему, влажному и податливо раскрытому. Чувствует ненастоящие острые зубы, ненастоящую натянутую кожу уголков губ, ненастоящий чуть шершавый язык. Слюна в его рту, при этом, совершенно настоящая. И хоть чувствительность его ротовой полости куда ниже, чем у обычного человека — в этом нет совершенно ничего плохого. Потому что этот очень мокрый, очень грязный, очень звонкий поцелуй не нужен Кейси, но очень нужен самому Лазару. Его оказывается достаточно.

[indent]Лазар открывает заднюю дверцу пассажирского сидения своей дохуя крутой тачки и лезет в нее сам, затягивая Кейси за собой следом — и он подчиняется, и глаза у него закрытые. Кейси очень чутко касается его шеи своей горячей ладонью, позволяя вылизывать свой рот, закрывает за собой дверцу с громким хлопком, а потом раскладывает его — Лазара — как диковинный пасьянс на заднем сидении. Кейси жмет его к сидению самим собой, проминает пальцами его мышцы живота, лезет ладонью за пояс без предисловий. Лазар не против. Лазар только этого и дожидается. Лазар неприлично громко простанывает слово «блядство», и Кейси очень тихо смеется, сжимая его член в своей крупной длиннопалой ладони, что является произведением искусства.

[indent]Кейси отсасывает ему прямо через расстегнутую ширинку, заглатывая неглубоко и помогая себе рукой. Он делает это быстро, грубо и почти болезненно — так, как приятно Лазару. Он слишком сильно концентрируется на влажной от выступившего предсемени и собравшейся слюны головку: до боли натирает уздечку и языком вылизывает дырочку уретры. Его крепкий кулак скользит по стволу так мягко и плавно, что это кажется чем-то невозможным.

[indent]Лазар под ним почти вьется, и когда запрокидывает голову — ударяется затылком о затемненное окно. Он гладит Кейси по волосам, когтит ногтями его затылок, давит пальцами на мышцы его плеч; и, в общем-то, Лазар готов забыть многие свои обиды на него в такие моменты. Ему не нужно много времени из-за такой активной стимуляции, и спускает он быстро, суховато и в чужой рот — очень влажный и очень горячий — с полурыком-полухрипом.

[indent]И когда Кейси отплевывается с непривычки, зачем-то заправляет его, как ребенка, а потом заслюнявленным большим пальцем стирает подсохшую киноварь с его щеки, Лазар думает о том, что сколько бы приятных и неприятных граней ни было в мозгу Кейси Флэтчера — все они нравятся ему.

[indent]И Лазар говорит:

[indent]— Ты не должен мне ни единого кредита за свой вопрос, — говорит Лазар, ласково касаясь подушечкой большого пальца — по розовой скуле, которую прижег несколько мгновений назад. Взгляд у Кейси — в непонятке и прищуренный, и Лазар объясняет. — Услуга не была оказана в должном объеме. Ты не обязан ее оплачивать.

[indent]И это, на самом деле, не альтруизм и не попытка задобрить. Это — просто честная сделка, одна из сотен тысяч, которые Лазар уже успел заключить на своем посту. Он отпихивает все еще недоумевающего Кейси от себя, и делает это почти ласково и почти не болезненно, и пересаживается на переднее сидение — чтобы посмотреть в зеркало дальнего вида, в боковое зеркало со своей стороны. Чтобы привести себя в порядок, пригладить растрепавшиеся волосы, спрятать вычищенный под проточной водой на кухне у Винсента Мэддисона клинок. Когда Кейси садится рядом с ним, утопая в мягком, охладившемся сидении, то Лазар запускает двигатель.

[indent]Лазар говорит:

[indent]— Теперь можем продолжать наше маленькое, ублюдочное путешествие.